Извинительная миссия в Петербурге
(фрагмент главы из книги «Персидские трагедии»)
Наступил день, которого принц так долго ожидал и о котором часто думал все четыре месяца странствий по России. Ради этого он преодолел более полутысячи фарсангов пути (*один персидский фарсанг равен около 7 км), добираясь от Тавриза до Петербурга. По русскому (юлианскому) календарю было 10 августа, по европейскому (григорианскому) - 22 августа 1829 года от Рождества Христова, а по мусульманскому же - 21 сафара, второго месяца 1245 года Хиджры.
В день публичной аудиенции персидскому принцу Хосрову в залах Зимнего Дворца собрались все придворные чины, персоны первых пяти классов, старшие гвардейские и армейские офицеры, именитые купцы первых двух гильдий. Дамы были в русских платьях, а кавалеры в парадных мундирах. Придворные и гражданские чины были гладко выбриты и могли иметь бакенбарды, военные носили усы и баки, а купцы - окладистые бороды. Все присутствующие получили пригласительные билеты разного цвета, которые служили пропуском в один из залов Зимнего дворца.
Утром из Елагинского дворца приехали Николай I, императрица Александра Федоровна, наследник Александр и великие княжны Мария, Ольга и Александра. Граф Сухтелен, получив в 10 часов личный приказ царя, отправился в Таврический дворец и от имени российского императора пригласил персидского посла на аудиенцию. Принц и его свита сели в присланные кареты, и парадное шествие началось. Шел мелкий дождик. Процессию открывали 300 конногвардейцев в медных и позолоченных доспехах и касках, с обнаженными палашами, распущенным штандартом, играющими трубами и литаврами. Они ехали верхом на вороных конях. Далее шествовали берейторы и конюхи в парадных статс-ливреях, ведя на поводу дюжину отборных коней в богатых уборах. Следом вереницей двигались семь четырехместных карет со свитой принца. За ними шли парами 36 дворцовых служителей и ехала золоченая карета с гнедым цугом, в которой сидел персидский принц и предводитель граф Сухтелен. Почетный конвой окружал посольскую карету, близ которой ехал верхом переводчик Шаумбург в парадном мундире. Замыкали процессию 300 кавалергардов в медных и позолоченных доспехах и касках, на гнедых конях.
Привлекая внимание, длинная процессия проследовала по Литейной и Пантелеймоновской улицам. Гулко простучав копытами по деревянному настилу Висячего цепного моста через Фонтанку, процессия миновала почти безлюдный Летний сад и двинулась по Новой Садовой улице, между Михайловским садом и замком. Повернув на Невский проспект у Императорской Библиотеки, кортеж поехал по лужам тряской булыжной мостовой главного проспекта столицы, между невысоких липок и множества золоченых русско-французских вывесок на домах. Из-за дождика только центральные улицы, по которым проезжал принц, были полны народом. Многие люди выглядывали из открытых окон домов и стояли на балконах. Свернув на Малую Миллионную улицу кортеж проехал под огромной триумфальной Аркой Главного Штаба и выехал на мощеную камнем Дворцовую площадь, через центр которой двинулся к желтому Зимнему дворцу. Над его зеленой крышей с бронзовыми статуями развевался на высоком флагштоке огромный императорский штандарт - желтый флаг с черным двуглавым орлом. Это было знаком того, что император находился во дворце. На Дворцовой площади, которую еще не украшал Александрийский столп, шеренгами стояли батальоны пеших кавалергардов и конногвардейцев в парадных белых мундирах. Императорская семья наблюдала за происходящим на площади из «фонарика» – бывших комнат царицы Марии Федоровны в Зимнем дворце.
Было около часа дня. У парадного подъезда во дворе Зимнего дворца Хосров покинул карету. У входа его встречали гоф-фурьеры, камер-юнкеры, церемониймейстер граф Александр Соллогуб, камергеры граф Ириней Хрептович, граф Иван Лаваль и гоф-маршал Павел Ласунский. Принца и его свиту провели по парадной Посольской лестнице, где на верхней площадке его приветствовал обер-церемониймейстер граф С.?С.?Потоцкий, а затем обер-гофмаршал К. А. Нарышкин. Все придворные, встретившие принца, по этикету, уже не отходили от него. Поэтому процессия принца росла, как снежный ком. Посла проводили в Концертный зал, где его ожидали обер-камергер князь Яков Иванович Лобанов-Ростовский и обер-шенк граф Василий Валентинович Мусин-Пушкин-Брюс. Обер-камергер поздравил принца с благополучным прибытием во дворец и отправился с этим известием к государю. Обер-шенк предложил послу присесть на диван у стены напротив окон. Принц был тотчас угощен принесенным кофе, чаем, десертом и щербетом. Хосров, следуя хорошему тону, отпил пару глотков кофе и съел маленький кусочек печенья.
Император, получив от обер-камергера графа Литта известие о прибытии персидского посла, повелел проводить его до дверей Тронного зала. Следуя между шеренгами лейб-гвардии, Хосров и свита прошли вначале через залы, где собрались именитое купечество первых двух гильдий и старшие армейские офицеры. Впереди процессии шествовали два гоф-фурьера, церемониймейстер граф Сологуб, два камер-юнкера - барон Мунк и князь Тюфякин, два камергера - графы Хребтович и Лаваль, и гофмейстер Ласунский. Перед самим послом шел обер-церемониймейстер Потоцкий. Принц бережно нес в руке шахскую грамоту в драгоценном футляре с печатью. Этот ценный документ, действительно, стоил больших усилий. С правой стороны Принца шел обер-гофмаршал Нарышкин, а с левой - предводитель Сухтелен. За послом попарно двигались Мамед-хан, Мирза-Масуд, Мирза-Сале и Мирза-Баба, адъютант Семино и переводчик Шаумбург. Остальные члены свиты Хосрова остались в Концертном зале. Во всех залах дворца, где проходил персидский посол, ему отворялись обе половины больших и тяжелых дверей. Процессия была остановлена в Военной галерее, у закрытых дверей Георгиевского зала. Созданная зодчим Карлом Росси в 1826г. красная портретная галерея, как зал Воинской славы, служила триумфальным преддверием Тронного зала Великой империи. Дабы помнили принимаемые здесь послы о мощи России, победившей недавно самую сильную армию мира, наполеоновскую. Преобладание красного цвета в галерее напоминало о реках крови, пролитой россиянами на полях сражений во славу Отечества.
К этому времени в Георгиевском тронном зале собрался весь высший свет России. В четверть 2-го часа император и императрица встали перед последней ступенью трона, как символ снисхождения, а цесаревич и великие княжны со статс-дамами взошли на особый помост с балюстрадой, справа от трона. Поблизости от государя находились министр Императорского двора князь П. М. Волконский, вице-канцлер граф К. В. Нессельроде и дежурный генерал-адъютант П. А. Клейнмихель. Справа от трона стояли члены Государственного Совета и Сенат, Главный штаб, наличный генералитет и старшие офицеры гвардии. С левой стороны трона находился Дипломатический корпус, весь Двор, персоны первых четырех классов. На хорах зала стояли дамы разных классов. Две шеренги рослых дворцовых гренадеров, в черно-красно-золотых мундирах и высоких медвежьих шапках с «гербом на сиянии», кутасами, плетешками и кистями, обрамляли широкий проход посреди зала. Этот удобный и красивый мундир, а также форму усов и баков для дворцовой Золотой роты придумал сам император Николай Павлович в 1827г., хотя она напоминала мундиры английской гвардии.
Колоссального роста и богатырского сложения, тучный 66-летний обер-камергер граф Юлий Помпеевич Литта в парадном мундире вышел в центр зала. Он представлял императорской фамилии тех, кто получал право на аудиенцию. Литта носил на правом боку парадного мундира, на золотом шнуре золотой, усыпанный бриллиантами ключ. Стало тихо. Ударами длинного жезла и громовым, как иерихонская труба, голосом он объявил: «Посол Его Величества персидского шаха, принц Хосров-мирза». Тяжелые дубовые половины главных дверей, украшенных золоченым декором, бесшумно распахнулись. Сопровождаемый придворными, Хосров со свитой вступил в Георгиевский зал. Чины двора, сопровождающие посла, сразу отошли вправо и встали вместе с другими придворными.
Шитые золотом и серебром позументы на мундирах, пышные русские наряды дам из дорогих тканей разных цветов, блеск золотых украшений и драгоценных камней, яркий свет от множества горящих свечей на мгновение ослепили вошедшего в зал принца. Все присутствующие на аудиенции мужчины, включая самого императора, были без головных уборов, кроме гренадеров и персов.
Войдя в зал, Хосров и его свита сделали у дверей первый низкий поклон и посреди зала - второй. Здесь особы персидской свиты замерли на все время аудиенции и, почтительно опустив головы, «превратились в слух». Все персы, кроме офицера Семино, были в длинных богатых одеяниях из узорчатого индийского кашемира, с каракулевыми колпаками на головах. Далее Хосров отделился от своей свиты и, пройдя несколько шагов к императорской чете, отвесил особо глубокий, по-восточному почтительный поклон.
Двери залов дворца были широко открыты, чтобы всем присутствующим на аудиенции, а их было около 5 тысяч человек, были слышны извинения посланца Персии. В наступившей тишине принц, стараясь не смотреть на императора, начал громко читать свою извинительную речь от имени персидского шаха на родном языке. Он читал с видимым волнением. Гортанные непонятные иноземные звуки наполняли все пространство Георгиевского тронного зала и через широко открытые двери уносились в соседние залы дворца. Застывший, как величественная статуя, император спокойно и, почти не мигая, пристально смотрел на персидского принца. Когда Хосров закончил свою речь, глава азиатского департамента К. К. Родофиникин громко зачитал ее перевод: «Могущественный Государь Император! Спокойствие Персии и священный союз между Вашим Императорским Величеством и великим обладателем Персии, дражайшим моим повелителем и дедом, существующий, были противны духу зла. Он воздвиг в Тегеране толпу неистовую, совершившую в начале текущего года неслыханное злодеяние, жертвой которого стала российская миссия. Такое злополучное происшествие покрыло глубоким мраком скорби весь наш дом и всех его верноподданных. Ужаснулось праведное сердце Фетх-Али-шаха при мысли, что горсть злодеев может нарушить мирные и союзные отношения между Его Высочеством и Великим Государем России. Он повелел мне, внуку своему, поспешить в столицу Вашей державы. Он уверен, что глас мой, глас правды, обратит на себя милостивое внимание Вашего Императорского Величества и сделает дружбу между двумя величайшими и могущественнейшими государями мира - незыблемой. О сем мне поручено именем могущественного моего повелителя просить об этом Вас, Великий Государь, предать вечному забвению происшествие, оскорбившее равно двор российский, как и двор персидский. Пусть познает Вселенная, что и при сем самом ужасном случае два мудрых монарха откровенно объяснились и все недоумения и подозрения исчезли, всему положен вожделеннейший конец. Наконец я, избранный для ходатайства по сему важному обстоятельству, признаю себя достигшим высочайшего счастья, удостоясь предстать перед Вашим Императорским Величеством и, исполнив волю прародителя моего, утвердить навеки доброе согласие между двумя народами, коих само Провидение ведет к взаимной непоколебимой дружбе».
По прочтении перевода, Хосров почтительно подошел к ступеням трона и с поклоном подал двумя руками царю извинительную грамоту шаха. Император принял ее и передал вице-канцлеру. Граф Нессельроде осторожно принял от государя грамоту и бережно положил ее на небольшой стол, покрытый малиновым бархатом с золотым галуном. Затем, с этого же столика, он взял папку с приготовленным кратким ответом послу от Высочайшего имени и прочитал его с легким акцентом: «Его Императорское Величество повелевает мне уверить ваше высочество в том совершенном удовольствии, с каким он внимал объяснениям вашим и изъявлению праведного сетования от лица Вашего Государя. Движимый чувствами великодушными, Его Величество Шах не мог, конечно, без ужаса взирать на злодейство, имевшее целью расторжение дружественных связей между двумя державами, еще недавно примирившимися. Он ознаменовал сие Посольством вашим, долженствущим рассеять всякую тень, которая могла бы помрачить взаимные сношения России с Персией после происшествия столь плачевного. Да будет уверение это принесено вами Его Величеству Шаху: да будет он убежден вами в непоколебимой воле Его Императорского Величества всегда сохранять мир и утверждать узы дружбы и соседского согласия, благополучно возобновленные в Туркманчае. Избрание вашего высочества для этих изъяснений крайне приятно Государю Императору. В этом вы благоволите удостовериться теми чувствами, которые теперь изъявлены мною от имени Всемилостивейшего моего Государя».
Затем этот ответ был прочтен Мирза-Масудом по-персидски. Потом, отступая от утвержденной процедуры, царь вышел из-под балдахина трона, подошел к Хосров-мирзе и, подав принцу правую руку, неожиданно звонким голосом, близким к тенору, сказал скороговоркой: «Я предаю вечному забвению злополучное тегеранское происшествие». Большая и жесткая ладонь российского императора довольно сильно, но осторожно пожала небольшую и пухлую ручку персидского принца. Истинным христианским всепрощением ответил могущественный император России на злодейское убийство мусульманами своего полномочного министра.
Следует заметить, что, после этого события, Персидско-Российские отношения до сих пор ни разу не омрачались военными столкновениями.
Этим закончилась официальная часть аудиенции. Затем император прошел в комнату за Тронным местом, куда был приглашен и посол с переводчиком. В небольшой приватной беседе русский царь сказал принцу, что официальным доказательством истинного прощения является новый российский посланник князь Николай Андреевич Долгоруков, назначенный в Персию. Хосров ответил, что хорошо знает князя. Император также выразил свое негодование против двуличной политики персидского правительства, которое вело в Стамбуле переговоры с врагами России. На это принц отвечал, что его отец, наследник Аббас-мирза, настроен решительно против Турции и готов оказать военную поддержку России, но не имеет для этого достаточно вооружения. Получив позволение, Хосров представил императору персидских сановников, которых ввел обер-церемониймейстер. По слабости здоровья императрица Александра Федоровна отменила публичную аудиенцию персидскому послу, назначенную церемониалом в Малой Тронной, но передала ему приглашение на приватную аудиенцию и обед через два дня в Елагином дворце. В конце беседы государь дал разрешение принцу поцеловать руку императрице при будущей встрече.
Извинительная аудиенция длилась полчаса. Хосрова проводили в Концертный зал, и после краткого отдыха, около 2 часов дня, персы отправились по набережной Невы в Таврический дворец с прежним эскортом. Стоя у окна и глядя на вымокший кортеж принца, вице-канцлер Нессельроде заметил петербургскому обер-почтмейстеру Константину Булгакову: «Очень жаль, что весь день идет дождь», на что последний возразил: «Напротив, это хорошо, принц потом не скажет, что его сухо встретили».
наверх
